Subscribe
Share
Share
Embed
Главный редактор «Эха» рассказывает о ключевых материалах и отвечает на вопросы
М. КУРНИКОВ: Всем привет! Это подкаст «Что мы знаем» — подкаст, который выходит теперь второй, но для тех, кто в курсе, третий раз на самом деле. Подкаст, в котором я рассказываю о том, как какие-то новости мы писали, о том, что осталось вне, о том, что в эти новости не поместилось и что вокруг всего этого происходит. С удовольствием в том числе отвечаю на ваши вопросы. Я напомню, что ровно 30 минут — ну, стараюсь около 30 минут рассказывать о том, что как раз у нас вышло в telegram-канале «Эхо Новости», на сайте, ну и все то, что туда не удалось вписать, так сказать. Ну а потом отвечаю на ваши вопросы, которые я буду видеть в чате трансляции. Кстати говоря, трансляции обязательно поставьте лайк, обязательно напишите потом комментарий — все как положено.
Итак, начинаем мы с эксклюзива, которые вышел на сайте «Эхо» только что и в телеграм-канале «Эхо Новости» только что. Обратите внимание, что я его и анонсировал, в общем, в прошлом подкасте и сказал, что а я не боюсь, потому что он уже так готов… Я не люблю обычно анонсировать заранее, боюсь сглазить, а тут, значит, проанонсировал. И не случайно я боюсь, потому что, видите, вышел он буквально за час до того, как я к вам в эфир вышел, а должен был выйти раньше. Но это действительно не такой простой был материал.
Это история про срочника, который попал по срочной службе в часть в Нижегородскую область. У него там начались серьезные проблемы психического, психологического характера, и в итоге он оказывается в другой части в Воронежской области. Он пытается уйти со срочной службы всеми способами законными, какие только есть — к сожалению, там были и попытки суицида тоже. И в итоге он внезапно как будто бы подписывает контракт и в первую же атаку он пропадает без вести. При этом на него оформлены какие-то деньги, которые перечисляются непонятно куда. В общем, прочитайте эту историю целиком. Она только что вышла и она показывает то, как устроена в том числе вербовка срочников на военную службу.
Почему эта история для меня в некотором смысле особенная? Дело в том, что по одному из своих образований я военный психолог, и проходил стажировку в войсках, и, в общем, примерно знаю, как устроены эти самые комиссии, которые сначала работают с призывниками, потом, соответственно, с этими призывниками в армии работают. И у меня, к сожалению, тоже были кейсы, когда были попытки суицида у военнослужащих, и в итоге я примерно представляю, как ведут себя и военные психологи, и как ведет себя руководство части в таких ситуациях.
Дело в том, что… Ну, я могу рассказать конкретный пример. У меня был солдат в одной из рот, я проводил с ним тесты. Когда я эти тесты проверял, выяснилось, что у него очень тяжелое психологическое состояние, ему нельзя доверять оружие, он близок к суицидальным мыслям. И когда я в часть вернулся, он уже был в реанимации. Когда он был уже в реанимации, я, соответственно, пошел к нему. Дождался, пока он придет в себя, начал с ним разговаривать, начал с ним делать еще определенные тесты, и в ходе разговора стало понятно, что он в очень плохом состоянии, несмотря на то, что это не так выглядело.
Он отрицал, что это была попытка суицида. Кстати говоря, он говорил, что он наелся волчьей ягоды — из-за того, что он с Севера, а у них на Севере вся ягода маленькая, и, соответственно, вот он так поэтому поел. Но в ходе разговора выяснилось, что буквально за несколько недель до того, как его призвали, у него погибли родители. У него погибли родители, и его не должны были призывать, так как он стал сиротой. Но бабушка, которая занималась, в общем, понятно, скорее похоронами этих родителей, а не оформлением документов, просто не успела оформить эти бумаги. И его, несмотря на то, что он предупреждал военкомат о том, что у него погибли родители, все равно призвали. И вот он в таком психологическом состоянии оказался в армии, вот у него была попытка суицида — потом мы все-таки это поняли.
Я, соответственно, иду к своим руководителям в части и говорю: «Вот так и так, такая история, его надо срочно отправлять домой, его вообще нельзя». Они говорят: «Ты понимаешь, если мы будем его отправлять домой, это же мы должны наказать того, кто его привез. А потом мы по цепочке должны наказать того, кто его призвал, того, кто не проверил все эти документы, и так далее. Давай мы лучше от греха подальше отправим его в другую часть, и там они пускай разбираются».
И вот таких солдат, которых отправляли в другие части, было, в общем, довольно… Ну, не то чтобы много, но значительное количество. Если вдруг ты видишь по делу солдата, что он из одной части в другую по 2 месяца вот так вот скачет, значит, что-то с ним не то. И действительно, люди с психическими проблемами были в части, их должны были отправлять. Но это всегда довольно сложная история. Проще просто перебросить эту проблему на кого-то другого.
Здесь же мы видим продолжение этой истории. И, в общем-то, судя по всему, этот контракт был подделан, а не был настоящим. По крайней мере, так во многом и считают правозащитники, которые нам эту историю подробно разжевали, скажем так. Это, например, Артем Клыга, один из главных юристов сейчас, который работает по теме военнослужащих.
В общем, не буду пересказывать целиком эту историю. Рассказал вам как раз то, что в историю не вошло, почему мы за эту историю во многом зацепились, но целиком ее можно прочитать и на сайте «Эха», и в telegram-канале. Давайте пойдем дальше, тем более, что есть еще несколько тем, о которых хочется поговорить.
Ну, во-первых, давайте я расскажу тот долг, который в прошлый раз не рассказал. Дело в том, что сейчас идет судебный процесс по делу о взрыве Крымского моста. И по делу о взрыве Крымского моста, в общем-то, идут случайные люди, которые, конечно же, на 90% не знали, что они везут, почему это так все оформлено и так далее. То есть на полном серьезе следствие — обвинение, точнее, — запросило пожизненные сроки всем восьми фигурантам дела о взрыве на Крымском мосту. Ну просто представьте: ведь система, скорее всего, понимает, что это случайные люди. И тем не менее, для того, чтобы отчитаться, для того, чтобы сделать, может быть, правильную пропагандистскую картинку, они все равно требуют вот такой пожизненный срок.
Так уж вышло, что я лично знаком с человеком, которого система на самом деле считает виновником того взрыва на мосту в Крым. Это тогдашний руководитель службы «Т», то есть ответственный за транспорт в ФСБ. Почему я его знаю? Потому что когда-то он был руководителем ФСБ по Оренбургской области, и у меня, так уж вышло, с ним была некоторая история взаимоотношений. Дело в том, что тогда Федеральная служба безопасности по региону решила построить здание на набережной Урала так, чтобы, в общем, оно было новой доминантой, скажем так, на этой территории. Кстати, я думаю, что уже закончили, уже, наверное, построили, уже, наверное, даже эксплуатируют.
Но дело в том, что рядом было сразу несколько важных памятников архитектуры. В том числе, например, училище, в котором учился Гагарин, или, например, Михайловские казармы, которые были памятником еще XVIII века и которые находились под федеральной охраной. Но Федеральная служба безопасности, в общем-то, не очень хотела оглядываться на эти правила. И, по большому счету, какие-то документы подделали, на какие-то ведомства нажали и в итоге начали строить с нарушением всех этих правил.
Мы, соответственно, местные, региональные на тот момент журналисты, начали об этом рассказывать, и эта история у нас получилась довольно громкой. Судя по всему, эта история помешала некоторому карьерному росту как раз тогда этого руководителя ФСБ по Оренбургской области. Он должен был стать вице-президентом «Аэрофлота» по безопасности. Сами понимаете, это довольно денежная должность, и эта должность, в общем, от него на некоторое время уплыла. Потом, насколько я понимаю, все-таки это назначение состоялось — чуть позже, чем планировалось. А потом из «Аэрофлота» он, соответственно, вернулся в Федеральную службу безопасности на полную, так сказать, ставку и начал отвечать за безопасность на транспорте целиком.
Может быть, ему не хватило какого-то админресурса, может быть, он попался под горячую руку прямо чуть ли не самому Путину, но действительно именно его назначили крайним — скажем так, его посчитали крайним, — в этом взрыве. И несмотря на то, что обычно такие увольнения на самом высоком уровне не проводятся сразу после события, здесь было сделано исключение: его уволили буквально после этого взрыва. И, в общем, всякие telegram-каналы, которые обычно принято связывать с силовиками, как раз и написали, что произошло это, потому что именно его руководство страны считает как бы главным человеком, который проворонил этот самый взрыв.
И вот, конечно, когда ты знаешь более-менее, как государство на самом деле считает, и видишь, что обвинение запрашивает пожизненные сроки тем, кто совершенно просто мимо проходил, это, конечно, показывает, насколько оно, это самое государство, идет вразнос.
Ну а мы движемся дальше. Кстати, обратите внимание: мы сегодня начали на 10 минут раньше и закончим на 10 минут раньше. Поэтому вопросы свои нужно будет уже присылать где-то начиная с 20-й минуты, а не с 30-й.
Еще что я бы хотел с вами проговорить. Единственная татарская школа Москвы оказалась под угрозой слияния. Родители и педагоги пытаются бороться против этого, и туда уже подключилось руководство Татарстана. Они пишут в мэрию Москвы соответствующие письма, обращения на самом высоком уровне.
Но давайте сначала скажем о том, что это за школа. Это школа имени Мусы Джалиля. Муса Джалиль — это один из главных татарских поэтов. Ну, наверное, главный татарский поэт XX века, это точно. Так вот, дело в том, что эта татарская школа возникла еще в 90-е годы. Она, в общем, росла, она развивалась. И сегодня, несмотря на то, что она называется татарской, в общем, татарского в ней что? Там преподают татарский язык, но не все дети, которые учатся там, татары. Более того, наверное, даже чуть меньше половины — это татары, а остальные — это дети кыргызов, которые там живут, других представителей тюркских народов, которые там живут. Короче говоря, это, в общем, не то чтобы чисто татарская школа, но татарский язык там преподается. Это единственная школа Москвы, в которой татарский язык преподается.
При этом надо помнить, что Москва — это вообще самый татарский город мира. Нигде, ни в одном городе мира не живет столько татар, сколько в Москве. Даже в Казани меньше просто численно живет татар. И то, что там закрывается единственная татарская школа — это, в общем, укладывается в то, как, в принципе, проводится политика национальная языковая Российской Федерации.
Зачем московские власти это делают? Насколько это осмысленное идеологическое действие, или это бюрократическое действие, которое просто вот так бьет в это больное место — это, что называется, для истории потом не будет иметь большого значения. А вот эффект, который будет после того, как эту школу сольют — не закроют, сольют с другой школой, — вот этот эффект будет.
Более того, я напомню, что Муса Джалиль — это человек с невероятной биографией, которая, конечно, требует отдельного большого рассказа. Так вот, эта биография, кроме прочего, сделала его офицером СС, который, тем не менее, боролся с фашистским режимом и который был казнен потом, гильотинирован здесь, в Берлине, в общем-то, недалеко в районе Моабит — это тюрьма недалеко от того места, где сейчас находится наша студия, где я сейчас сижу. Он был казнен в апреле, если я правильно помню, 1945 года, и потом, позже, уже в 60-е, он посмертно был награжден звездой Героя Советского Союза.
Интересно, что та школа, с которой сливают эту школу имени Мусы Джалиля — она тоже имени героя Советского Союза, но она имени русского, а не татарского героя Советского Союза. И несмотря на то, что я думаю, что московские власти вряд ли имели у себя инициативу именно затереть татарского героя и вперед, так сказать, выдвинуть русского, тем не менее, получается то, как получается.
Посмотрим, насколько получится у властей Татарстана так или иначе эту историю замедлить хотя бы. Но тенденция заметна, тенденцию мы понимаем, и эта история, в общем-то, в эту тенденцию, к сожалению, очень серьезно ложится.
Ну а мы переходим еще к одной теме. Кстати, если уж мы говорим о теме виз для россиян, давайте мы сделаем несколько такой крюк к этой теме и посмотрим, а что говорил Олаф Шольц не про россиян, а про сирийцев на этой неделе.
Я, наверное, должен для тех, кто как раз слушает нас, сказать, что здесь он говорит про Сирию — что нужны в первую очередь силы сирийцев, чтобы восстановить ее, и поэтому многие захотят вернуться из Германии. «Мы знаем, что большая часть сирийцев хочет вернуться. Мы это поддержим и поможем стране быстро восстановиться». Вот что говорит Шольц. «Повторюсь, для восстановления страны нужны прежде всего сирийцы». И, соответственно, он как бы перекладывает ответственность за решение о высылке сирийцев из Германии на самих сирийцев и на то, что Сирии же нужны люди, правильно? Вот мы помогаем Сирии, мы высылаем сирийцев туда.
Как это связано с россиянами? Вы знаете, мне кажется, напрямую. Дело в том, что так или иначе, но антимигрантская риторика — она звучит всегда по-разному, но суть ее примерно одна и та же: вот если люди какие-то чужие, мы по каким-то причинам хотим, чтобы они были не с нами. Или, например, есть какие-то люди, которые вызывают раздражение нашего населения, и мы должны придумать какой-нибудь предлог, по которому мы их не пускаем, или мы их там ограничиваем как-то в правах, или мы их высылаем, или еще что-нибудь.
И, в общем, давайте попробуем здесь не ставить знаков: плюса, минуса, это хорошо, это плохо. Просто примем это как какое-то объективное явление. Ну действительно, какие-то люди приезжают в страны, где они традиционно не жили, начинают там жить. Это вызывает чье-то возмущение. И, соответственно, политики, которые хотят использовать энергию этого возмущения, говорят определенную риторику.
Обратите внимание, это в некотором смысле и с нашей предыдущей темой коррелирует — с этой татарской школой в Москве и с теми детьми мигрантов из стран Центральной Азии, которые в этой татарской школе учатся. Но я напомню, что граждане России, несмотря на то, что они себя, может быть, считают (или те, кто считают себя) прямо вот такими европейцами и, как говорится, не понимают, в чем могут быть вопросы к ним со стороны европейцев, должны, наверное, понимать, что это риторика, направленная против них. Эта риторика по поводу виз, эти рекомендации Парламентской… — ой, не Парламентской ассамблеи Совета Европы, простите, Европейской комиссии, — эти рекомендации, они во многом для того, чтобы удовлетворить запрос избирателей в Европе, которые явно хотят антимигрантских высказываний. И в этом смысле страх России, страх войны с Россией — это такое же топливо для подобных высказываний.
Вы наверняка видели, что большинство людей, которые выступают против путинской политики, которые выступают против войны, которые уехали из России, осудили эти высказывания. И, в общем, это довольно понятно и довольно логично. Они понимают, что они должны представлять интересы в первую очередь этих самых россиян, которым теперь отказывают в мультивизах. Но на самом деле, когда это решение называется глупым, вредным для Европы и так далее, мне кажется, что здесь не всегда видится или указывается причинно-следственная связь, мотивация, скажем так, тех европейских политиков, которые такие решения проводят. Потому что я представляю примерно, как складывается мнение у людей из российского сопротивления Путину о принятии таких решений. Потому что они часто бывают на встречах с людьми, которые если не принимают решения, то очень близки к тем, кто принимает решения. Они подробно рассказывают, почему этого не нужно делать. Они очень логично все это объясняют и никогда, почти никогда не слышат слов против этого. Потому что, в общем-то, те, кто с ними встречается, хотят их выслушать, хотят это принять к сведению, но не хотят их переубедить. И вот они встречаются, соответственно, а потом на выходе видят, что решение совершенно другое.
Давайте попробуем представить, а почему, несмотря на вот эти вот советы, решение совершенно другое. Ну, во-первых, наверное, потому что есть спецслужбы, которые рекомендуют нечто другое. Они говорят, спецслужбы — давайте предположим: они говорят, что нам очень трудно контролировать такой объем приезжающих россиян. Вот они получают эти визы, шастают потом туда-сюда — нам каждого надо как-то более-менее отслеживать, смотреть, чтобы он всякие диверсии не совершал. А вы видите, число диверсий растет. Давайте мы на каждую поездку будем давать отдельную визу, и тогда мы, по крайней мере, будем знать, где этот человек будет находиться с такого-то по такое-то время, ну и так далее.
Логика спецслужб примерно одинакова в разных странах: как бы нам так сделать правила, чтобы вы все регистрировались, а нам было меньше работы. Тут, в общем, все понятно. Наверное, не бином Ньютона. Но при этом интересно что? Мне представляется, что это, скажем так, не единственный довод, который перевешивает вот эти советы, которые дают оппозиционно настроенные россияне.
Дело в том, что они, эти самые идеи, упираются в то, что это политики европейские, и им в первую очередь нужно ориентироваться на своего избирателя. Если мы с вами посмотрим, например, на Германию, то мы увидим, что здесь избиратель, который голосует за ту же AfD, антимигрантскую риторику ест на ура. И чтобы было понимание, опять же: это не только про сирийцев — это и про русских, и про украинцев тоже.
Более того, что уж говорить? В принципе, Россия как государство многое сделала в последние особенно несколько лет для того, чтобы ее воспринимали как врага, и россиян, соответственно, тоже как врага. Если вы обратите внимание, даже в американской политике связь с Россией — это и есть такое что-то, что компрометирует. Ну, например, Дональда Трампа обвиняли в том, что он был выбран, потому что было вмешательство России и Россия за Трампа. И это было его проблемой, то есть ему приходилось эту проблему нивелировать. И наоборот, сейчас трамповские медиа, например — ну, какие-то медиа скорее республиканские, например, газета New York Post, — когда публикуют статью, обложку о победе кандидата от демократов, да причем еще какого — как они говорят, исламиста и коммуниста, — они пишут на обложке вместо буквы R букву Я, специально как бы подчеркивая, что раз коммунист, значит, с Россией связан. Ну вот так устроено в этой системе представлений о политике. И повесить любую связь с Россией — это значит попытаться утопить собственного политического конкурента.
И поэтому, когда такие политические решения принимаются, я думаю, они принимаются не только исходя из того, что советуют спецслужбы. Они принимаются еще исходя из того, что хочет увидеть европейский избиратель. И, к сожалению, европейский избиратель хочет увидеть ограничения для кого-нибудь (ну, например, для россиян), или хочет увидеть высылку. Понимаете, ведь это выглядит не как слова, а как действия. А избирателю нравится видеть действия. Вот Трамп, например, высылает людей из Штатов, или Шольц, например, высылает людей из Сирии. Потом это, может быть, будет иметь катастрофические последствия. Потом это, может быть, приведет к чему-то. Но вот здесь, сегодня и сейчас, это приводит к тому, что избиратель говорит: «О, вот мы проголосовали — что-то там работает. Вот этим визы теперь будут делать такие, вот этих будут вообще высылать, и так далее, и так далее».
В общем, мне представляется, что это так. Более того, опять же, это ведь история, которую мы с вами видели на тех же выборах мэра Москвы 2013 года. Какой был один из лозунгов, который тогда обсуждался больше всего? «Визовый режим для стран Центральной Азии». Вот мы с вами, россияне, сейчас как раз жители Центральной Азии, которые хотят приехать в Москву, а нам говорят: «Надо визы теперь разовые получать». Вот примерно, в общем, такая же история. И несмотря на то, что в Ветхом Завете сказано: «Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской», многие, в общем, в том числе те, кто следует и Ветхому, и Новому Завету, тем не менее, не брезгуют притеснять пришельцев, потому что это дает политические результаты прямо сейчас.
Ну и давайте мы еще кое-что посмотрим. Я, кстати, думаю, что если вам будет интересно, пару слов о том, почему именно сейчас в Германии нужно бороться за этот электорат, который так не любит пришельцев, мы можем как-нибудь поговорить, может быть, в одной из следующих программ, потому что там действительно есть что-то, что мы знаем. Давайте посмотрим видео свадьбы в Донецке, которую, я думаю, многие из вас уже видели, но все-таки пару слов о ней хочется сказать.
Это свадьба певца Шамана и Екатерины Мизулиной. Они оформили брак в Донецкой Народной Республике так называемой, и, конечно, картинка, которая там, довольно жуткая: эти пустые стены ЗАГСа, этот полупустой зал ЗАГСа, где стоят охранники — кажется, представители чеченского батальона «Ахмат». Соответственно, стоит глава так называемой ДНР — так называемый глава так называемой ДНР. И, в общем-то, кажется, никого из родственников. Даже бывшую жену не позвал на эту свадьбу певец Шаман. Расписываются они в каких-то таких зеленых курточках — точнее, цвета хаки курточки. На самом деле это очень дорогие курточки, которые стоят бешеных денег. Они от модных европейских брендов — не какие-то гимнастерки, как вам могло показаться.
В общем, довольно странная свадьба, которая выглядит достаточно крипово — даже не кринжово, а именно крипово. У меня по поводу этой свадьбы есть только одно сожаление. Насколько я помню, где-то около года назад очень хвастались российские пропагандистские каналы, что российские войска заняли Малиновку — ту самую Малиновку, которая была воспета в одном из советских фильмов. Конечно же, свадьбу Шамана и Мизулиной надо было делать там. Я считаю, что те, кто вот это как-то проектировал, недоработали. Свадьба в Малиновке была бы гораздо круче, чем свадьба в Донецке.
Ну и еще одно видео, которое мы с вами посмотрим. Оно… Ну, давайте посмотрим, чего я буду его вам пересказывать?
Это говорит президент Казахстана. Он говорит, что вы великий лидер, — говорит он Трампу, — посланный небесами для того, чтобы возродить традиции, которые все разделяют, в политику Соединенных Штатов (это перевожу я для нашей радиоаудитории), как внутреннюю, так и внешнюю. Поэтому миллионы людей во многих странах, говорит президент Казахстана, так благодарны вам. И я, говорит он, убежден, что ваша мудрая и смелая политика заслуживает решительной поддержки во всем мире. Спасибо, говорит он президенту Трампу, под вашим руководством Америка вступает в новый золотой век. Я восхищаюсь вашим дальновидным видением, призванным вернуть Америке величие. Это вдохновляет меня на реализацию целенаправленной стратегии построения справедливого и сильного Казахстана, говорит президент Токаев.
Президент Токаев говорит на английском языке, не на казахском, причем старается делать акцент. Президент Токаев постарался сделать все, что любит Дональд Трамп. Он говорил на английском, старался говорить на хорошем английском. Он говорил те вещи, которые Дональд Трамп хочет слышать. И он, конечно, сделал это прямо на пять с плюсом.
Если вы зайдете на наши страницы — в Инстаграме, например, — и прочитаете комментарии, я признаюсь, когда я увидел это видео, у меня были некоторые ассоциации, и когда я открыл комментарии, я очень смеялся. Мне это очень поднимало в этот момент настрой, честно могу сказать.
Но, тем не менее, та встреча руководителя Центральной Азии, которая произошла в Соединенных Штатах, для меня, конечно, очень интересный поворот. Я очень люблю все, что связано с политикой Центральной Азии. Я люблю Казахстан — я там жил много лет, это одна из моих любимых стран и, в общем, еще одна моя родина. И поэтому, конечно, этот поворот в Центральную Азию американской политики вызывает у меня большой интерес.
Я не готов делать прогноз, что это всерьез и надолго, потому что, в общем, мы многое с вами уже успели узнать о Дональде Трампе. Но, честно говоря, эти страны, в общей сложности которые много десятков миллионов населения, в общей сложности которые формируют довольно заметную экономику, заметную в мировом масштабе, эти страны, которые развиваются экономически, эти страны, которые находятся между Китаем и между Россией, наверное, для западного мира действительно важная площадка. И то, что раньше Запад этого не особенно замечал, мне, например, бросалось в глаза. Интересно, насколько это долгосрочный поворот в эту сторону головы хотя бы, просто взгляда, просто внимания, или какая-то разовая акция.
Ну а теперь перехожу к вопросам, как и обещал. Давайте я напомню, что это подкаст «Что мы знаем», и в этом подкасте, соответственно, мы с вами будем эти самые вопросы всегда во второй половине проговаривать.
Итак… «Верно ли я понимаю, что Иисус проповедовал левые идеи?». Хм… Ну, вы знаете, для своего времени, конечно, это очень, во-первых, гуманистический подход, во-вторых, очень либеральный подход и революционный подход. Я бы не окрашивал это в левое или правое совершенно, но я думаю, что об Иисусе многие говорили как о… О христианстве многие говорили как о политическом, а не только религиозном движении. Поэтому литературы на эту тему много.
«А захотят ли сирийцы сами возвращаться?», — спрашивают нас. Ну что ж, не все сирийцы хотят возвращаться, это правда. И в этом как раз и трагедия ситуации. И в этом как раз, может быть, цинизм высказывания Шольца. Или нотка цинизма в этом есть: типа, ну как — Сирии нужны сирийцы, мы поможем Сирии. А кто спрашивает сирийцев в этот момент? Никто. По крайней мере, здесь это не звучит. Или он говорит: я знаю, что многие сирийцы хотят. А все остальные — это уже другой вопрос.
Так, дальше вопрос. «В настоящее время, зная всю информацию, работали бы вы в организации под руководством Венедиктова?». А какую информацию вы имеете в виду, дорогие друзья? Считаю, что у нас была отличная организация.
Дальше. «Виды сейчас дают на 90 дней, максимум на год. За это время человек может из обычного стать шпионом». Вы знаете, я не знаю. У меня не было опыта в том, чтобы становиться шпионом, поэтому я вам не смогу сказать, насколько 90 дней для этого достаточный срок или недостаточный. Возможно, кому-то одного дня достаточно, чтобы, так сказать, завербоваться.
Дальше. «Есть ли бюрократический ресурс для одноразовой выдачи или цель в итоге в том, чтобы нарастить еще и бюрократов?». Вы знаете, нет. Я думаю, что цель в том, чтобы сделать это горлышко еще уже. Вот горлышко этой бутылки, которая будет выдавать визы, шире делать не будут. Это значит, что получить визу, в том числе и одноразовую, будет еще сложнее. И поэтому нет, никто не будет наращивать бюрократов.
Более того, как раз политики разных стран объясняют в неформальных, по крайней мере, беседах, что им спецслужбы говорят: «Вы можете всех проверить? Вы берете на себя ответственность? Вы готовы подписаться за тех, кому вы даете визу? Вы готовы, что мы будем потом с вас спрашивать?». Они говорят: «Конечно, не готовы. Вы должны проверять», — отвечают они спецслужбам. Спецслужбы говорят: «Тогда увеличивайте нам бюджет». Увеличивать бюджет на спецслужбы тоже сильно не хочется. Ну вот и, соответственно, получаются такие решения, которые получаются.
Я, кстати говоря, не выключил звук на своем ноутбуке. Хорошо, что я заметил это прямо сейчас и могу это дело увидеть. Так, надеюсь, что сейчас у меня появятся снова вопросы. Простите, что я не вижу их так оперативно. Так, есть ли бюрократический ресурс — это я спросил. Не совсем понимаю, о чем речь. Дальше, дальше, дальше…
«Расскажите, почему Навальная собирает (видимо, на лавочке) по 10 тысяч евро, а не помогает беженцам?». Ну, во-первых, уверен, что ФБК, которая как раз вместе с Навальной, конечно, помогает беженцам. И, насколько я знаю, там есть конкретные люди и конкретные кейсы. Плюс ко всему есть несколько разных инициатив — и с политзаключенными, которые тоже, в том числе, когда выходят, некоторые уезжают. Поэтому я бы не противопоставлял эти вещи.
По поводу лавочки — насколько я понимаю, речь идет о лавочке в Хельсинки, которую хотят поставить. И там собирает не столько Навальная, сколько местные как раз финские активисты, которые хотят сделать память такую о Навальном. Я не вижу в этом, честно говоря, ничего такого. Насколько я понимаю, это такой символ, который должен стоять возле посольства России. То, как архитекторы там это спроектировали, то, как это будет реализовано — дело активистов. Но, в общем, честно говоря, мне кажется, это противопоставление довольно манипулятивно.
Поехали дальше. «Что дальше за решением ЕС по визам? Призывы к депортациям россиян?». Вы знаете, нет. Мне кажется, что за решением ЕС по визам дальше борьба за смягчение этих разных режимов или какие-то другие, ну, скажем так, пряники противопутински настроенным россиянам. В некотором смысле это не то что произошла какая-то ошибка, трагедия невосполнимая, невосполнимый ущерб. Скорее даже наоборот: вы знаете, появились какие-то очертания того, что могут делать антипутински настроенные политические лидеры здесь за рубежом. Таким образом какой-то фронт борьбы для них появляется. Ну вот, например, фронт борьбы с европейской бюрократией. Мне представляется, что эти решения будут отыгрываться в какую-то сторону, и это в том числе будет представляться как победа ФБК или победа этой новой платформы в ПАСЕ: вот смотрите, мы вот тут смогли смягчить, вот тут смогли смягчить.
Короче говоря, мне кажется, что это не какая-то такая история, которая будет двигаться только в одну сторону. Но борьба означает, что и будут те, кто будет усиливать давление по этой линии, связанный с Россией, с русским языком. И, конечно, страны Балтии, особенно Латвия, здесь на острие этого процесса, можно сказать, впереди этого процесса, опережает Латвия немножко все остальные страны. Мне кажется, что, опять же, мы находимся в условиях, где есть какая-то политическая борьба. И если смогут разные силы объединить свои старания, то, может быть, что-то и отыграют даже, и потом еще и продадут.
Дальше, дальше, дальше. «Deutsche Welle сообщила, что ЕС создаст центр для борьбы с дезинформацией Российской Федерации. Насколько актуально и своевременно?». Вы знаете, на самом деле, насколько я знаю, при Европейском Союзе и при Европейской комиссии были уже организации, которые так или иначе анализировали, по крайней мере, делали выводы, разоблачали фейки российской пропаганды и так далее.
Насколько это эффективно? Вот это большой вопрос. На самом деле мне кажется, что с пропагандой тяжело бороться прямо здесь и сейчас, вот так вот по щелчку пальца. Мне кажется, что это игра в очень долгую, и мне кажется, что здесь нужно бороться комплексно. Нельзя бороться только с российской пропагандой. Нельзя бороться только с теми нарративами, которые, я не знаю, какая-нибудь Russia Today делает. Это все очень временные решения. Потому что если вы даже, допустим, заблокируете какой-то конкретный канал, будет придуман другой канал. Даже если в России сменится режим и Российская Федерация больше не будет заниматься такими делами, найдутся другие страны, которые будут использовать такие методы. Вы замучаетесь все блокировать, все запрещать и создавать такие центры.
Мне кажется, что решение должно быть гораздо более комплексным. Это должно быть, в конце концов, медиаобразование в школе. Нужно учить людей отличать, в общем, достоверный источник от сомнительного источника. Нужно учить сомневаться в той информации, которую ты читаешь. Нужно прямо с детства в школах этому учить.
Поэтому мне кажется, что вот такие центры для борьбы с какой-то конкретной, отдельной, одной дезинформацией — это бесперспективно. Я думаю, что условный Китай пользуется этим, просто это, что называется, не так раскручено — по крайней мере, в нашем с вами информационном пузыре. Иран, я не знаю, кто угодно может этим методом борьбы пользоваться. Поэтому я бы не фокусировался здесь борьбой только на российской пропаганде. Здесь нужно гораздо все более комплексно.
Ну и в целом, даже если мы говорим о Европе, это один расклад, а так-то, в общем, это работает по всему миру. Я не знаю, насколько, что называется, не перепроверял эту информацию, но на одном из докладов слышал цифры, что Российская Федерация тратит на арабоязычное вещание Russia Today и другие разные ресурсы больше, чем тратят Соединенные Штаты, например, или даже чем весь западный мир вместе взятый. И это тоже говорит о том, что не только Европа, скажем так, какая-то арена, и вот здесь надо как-то отдельно именно российскую пропаганду закрывать. Еще раз: мне кажется, что любое закрытие работает очень обоюдоостро. Любое закрытие любого канала — это очень простой, понятный, но не факт, что правильный путь.
Дальше. «Двойное гражданство выгодно больше для России или для Германии?». Я не совсем понимаю вопрос. Вы имеете в виду, двойное гражданство для человека выгодно больше в России или в Германии, или больше для страны России, чтобы человек имел двойное гражданство и там, и там? Не знаю. Я не очень понимаю, как это работает. Знаю, что есть страны — например, Казахстан, — которые в принципе не допускают двойного гражданства ровно потому, что боятся сценария, ну, абхазского, если хотите, или грузинского сценария, связанного с Абхазией и с так называемой Южной Осетией. Казахстан против того, чтобы его граждане были гражданами еще какой-нибудь страны. За это можно получить сначала там административные какие-то дела, потом, кажется, чуть ли не вплоть до уголовки. Ну, в общем, это запрещенная штука.
В Германии за это, насколько я понимаю, не наказывают, но здесь это довольно большая тема для дискуссии: разрешать или не разрешать гражданам той же России, например, получать и немецкий паспорт, не отказавшись от российского. И сначала это было разрешено. Сейчас идут разговоры о том, чтобы это дело как-то ограничить по тем или иным причинам.
Дальше поехали. «Трамп договорился с Путиным об обмене влияния на Кавказе и в Центральной Азии и на реализацию пантуранского проекта в обмен на Украину?», — задают мне вопрос. Нет, вы знаете, я такой информацией не обладаю и в такую даль не смогу пойти, простите.
Вопрос: «Как вы рассматриваете шансы Мишустина стать президентом?». Вы знаете, как самые высокие из всех, кто есть. Ну, президент, может быть, неправильное слово, но исполняющим обязанности президента после Путина, если вдруг с Путиным что-то случается, он просто должен быть по закону. Ну то есть по закону именно он. А уж как там потом будет дальше, я не возьмусь предугадать. Я могу сказать, что это будет точно непростая история, когда Путин уйдет. Из сегодняшнего дня трудно предположить, как это все будет. Однако Мишустин — конечно, сейчас это человек № 1 в этой очереди.
Дальше поехали. «Кто будет Попандопулой на свадьбе в Малиновке?». Не знаю, не знаю. Тут предлагают Медведева, но… Я этот фильм помню как-то очень обрывочно, смотрел давно-давно в детстве и не смогу провести нужные параллели.
Дальше, так-так… «Кого посмотреть по экономике Германии? Посоветуйте, пожалуйста». Вот не скажу вам, дорогой товарищ, кого можно посмотреть по экономике Германии. Просто потому что я сам как-то по экономике Германии никого, по крайне мере на русском языке, не видел. Кого не устаю рекомендовать по политике Германии, так это Алекса Юсупова и его telegram-канал, который очень-очень хорош.
Так, поехали дальше. «Максим, а вы тоже продаете VPN?». Нет, мы не продаем VPN, но мы рекламируем, по крайней мере, один из VPNов. Это VPN, который, я надеюсь, кстати говоря, можно будет поставить и в ссылку в описании к этому эфиру.
Так, что еще? «Как в Америке родился, наш, а как в Латвии, типа, толпа неграждан?». Я не совсем понимаю. Простите, пожалуйста.
Ой, мне тут говорят, что я говорил, Шольц, а там, конечно, Мерц. Простите, пожалуйста, это я оговорился ровно потому, что я в прямом эфире и пытаюсь сразу несколькими глазами, что называется, смотреть на несколько экранов. Да, конечно же, это был Мерц, а не Шольц. Прошу прощения.
Так вот, по поводу Латвии и Америки я не совсем понимаю, но, конечно, мне кажется, что нынешняя ситуация в Латвии, в Эстонии и в Литве показывает, что Латвия выбрала самый непростой путь, давайте так сформулируем — самый сложный путь в деле того, как не допустить нового захвата себя, новой оккупации себя. Тот способ невключения русскоязычных граждан, который они выбрали тогда, в 90-е годы, привел к гораздо более глубоким проблемам, к гораздо более глубоким расколам в латвийском обществе. Мне кажется, что если мы сравниваем ситуацию в Литве, в Эстонии и в Латвии, в Латвии она наиболее острая и продолжает, к сожалению, становиться все более напряженной. Боюсь, что мы с вами будем еще наблюдать в Латвии несколько поворотов, которые нам всем с вами очень не понравятся.
Дальше. «Я слышал, что сейчас какие-то неприятности у Геннадия Хазанова, но какие именно, не понял. Вам известно что-нибудь об этом?». Ну, вы знаете, мы писали об этом. Насколько это, в общем, понятно из тех атак, которые были на него, его донимают разные пропагандисты, которые ходили за ним по пятам, которые тыкали ему, значит, камеру телефона в лицо, задавали всякие вопросы по поводу того, что он продал якобы все в России, что вот он такой-сякой, что он живет за границей. Геннадий Хазанов пытается балансировать, пытается так или иначе сохранять руководящие должности в московском театре, в театре в Москве.
И, конечно, это путь нынче очень-очень скользкий. И даже если руководство Москвы или руководство российской культуры не хочет впрямую Геннадия Хазанова убирать — ну, по каким-то причинам: не знаю, может быть, нравится он им, может быть, им в свое время запомнился «Монолог попугая» или еще что-нибудь, — то наверняка есть люди, которые хотят получить этот театр себе, которые хотят получить эти финансовые потоки, которые проходят через этот театр. И они понимают, что есть, скажем так, слабые места, что есть такие уязвимости, которые можно попробовать понажимать, которые можно попробовать потриггерить, и тогда либо у человека самого не выдержат нервы, либо какие-то правоохранительные органы, которые увидят легкую добычу, среагируют на это, либо те самые московские власти не захотят лишнего внимания к себе в том числе — почему это они не снимают, например, — и будут действовать на опережение и заменят там руководство театра. А тут уже, как говорится, дело умения, дело техники, дело удачи во многом, чтобы это был нужный руководитель, или дело предварительной подготовки, чтобы было понятно, кого туда назначать.
В общем, мне эта история представляется вот примерно с этой стороны. Мне не кажется, что кто-то на самом высоком уровне решил атаковать Хазанова вот такими, в общем, довольно дешевыми в исполнении методами. Они не требуют больших затрат, но вот тем не менее. Ну что ж, посмотрим, как оно будет работать.
Я напомню, дорогие друзья, что, конечно, нужно ставить лайки этой трансляции, конечно же, нужно подписываться на канал «Эхо Подкасты», конечно же, нужно… Что еще делать? Подписываться на канал «Эхо Новости». Там у нас есть эксклюзивы — вот, например, такие, с которого я начал сегодняшний эфир.
Так. «Мамдани может в Нью-Йорке внедрить исламские банки без процентов, убрать ростовщичество?». Я не представляю себе такую схему. Кстати говоря, вот вы за Мамдани и Нью-Йорк беспокоитесь, а между прочим, исламский банкинг — это тема, которой занимался (а, возможно, и занимается) отец Алины Кабаевой, который, по крайней мере, в каких-то таких мероприятиях по обсуждению этих тем участвовал. Я это, что называется, помню.
«Когда дают возможность беженцам убежать от войны, то о’кей. А вот как поступать с ними потом? Ведь у них статус соответственный. Любой политик сделает неправильно». Ой, вы знаете, Валентина, это очень правильная мысль. Я не то чтобы думаю, что у этого вопроса есть какое-то правильное решение, однозначно правильное. Есть решения, которые более гуманистичные, есть менее гуманистичные.
Но, вы знаете, легко быть гуманистом за чужой счет. Я, например, очень люблю быть гуманистом за чужой счет. Вы знаете, говоришь какие-то такие слова важные, тебя все поддерживают, говорят, какой ты добрый, умный, светлый, а вот как решить проблему, это не всегда понятно.
Гуманистом быть легко и приятно. Практиковать гуманизм в жизни — гораздо более сложная тема. И, конечно, что с сирийскими беженцами, что с российскими гражданами легко говорить, что это неправильно. И я действительно согласен, что это неправильно. Но как вести себя той же Европе, параллельно объясняя своим гражданам, что Россия может напасть, что нам из-за того, что Россия может напасть, нужно увеличивать военный бюджет, а чтобы увеличивать военный бюджет, нам нужно с вас, дорогие друзья, больше брать или вам меньше давать, и параллельно не удовлетворять их, что называется, обозленность, запрос на то, чтобы почувствовать, что правительство что-то делает для того, чтобы каким-то образом сократить какие-то свои расходы, или хотя бы даже сделать вид, что как-то предпринимает что-то, чтобы у нас меньше сюда приезжало диверсантов… Поэтому в моем представлении это очень связанные между собой истории.
Так, дальше поехали. Что у нас здесь еще? Это не вопросы, это все утверждения. Так, откроем заново, сейчас, простите… Ага, этот вопрос я уже тоже ответил. Здесь все утверждения и утверждения. Ну что ж, у нас с вами прямой эфир во всей красе со всеми вытекающими последствиями в виде того, что я должен по ходу пьесы стараться увидеть вопросы.
Так. «Не у всех ваших коллег получается быть гуманистом даже на словах». Вы знаете, может быть, они честнее в этом смысле. Может быть, они честнее, вот и все.
Дальше. «В вашем случае, если сама профессия уже реверанс в сторону гуманизма не за чужой счет, не всегда и не всем удается выйти за рамки профессионального». Наверное, но это вопрос, который вряд ли можно…
Так, давайте посмотрим, сколько у нас осталось. У нас осталось 5 минут, и это отличный способ, чтобы так или иначе прорекламировать еще раз наши telegram-каналы «Эхо Новости» и «Эхо FM». Я, кстати говоря, почему в этот раз сделал эфир пораньше? Ровно потому, что через 5 минут я надеюсь убежать на выступление, которое мы делаем на английском языке вместе с коллегой Екатериной Шульман по подкасту Unboxing Russia, то есть открывая так, раскрывая Россию. Да, у нас в рамках большого международного мероприятия как раз через полчаса уже будет выступление. Если вы в Берлине рядом, то вперед.
Итак, дальше вопрос. «Максим, как вы оцениваете мирную перспективу в Газе?». Я вообще не специалист, но, вы знаете, мне кажется, что ситуация точно стала лучше, чем была. И это еще раз показывает, что гуманизм прекрасен, но иногда люди, которые не ассоциируются у нас с гуманизмом, приходят и делают ситуацию чуть менее кровавой в конкретном моменте времени. Уж как она будет потом развиваться, большой вопрос, но вот ситуация в Газе, ситуация в Израиле — она, как мне кажется, руками Трампа стала чуть получше.
Я был в Израиле в момент, когда операция в Газе была. Я был в Израиле, когда там был обстрел иранскими ракетами. Израиль — очень интересная страна. Но вы знаете, при том, что я не еврей, как вы понимаете, и у меня нет какой-то особой связи априори с этой страной, культура ее мне не всегда понятна, методы общения между собой не всегда понятны, но, конечно, с Израилем меня теперь связывает та ночь, когда была самая большая атака Ирана на Израиль. Я в эту атаку вот буквально там ночевал. Знаете, утром просыпаешься и чувствуешь, что тебя с этой страной теперь что-то каким-то образом связывает.
Дальше, дальше, дальше. «Как политика оценить?». Вы знаете, оценивайте его исходя из того, что вы считаете правильным, а что считаете неправильным. Не старайтесь представлять, какой он должен быть идеальным. Ну и, конечно, никогда вы не выберете себе идеального политика. Это всегда выбор между одним неприятным персонажем и другим не очень приятным персонажем. Это всегда набор из неприятных персонажей. Не ищите политика, в которого вы влюбитесь навсегда. Потому что если вы влюбитесь в политика, вы можете попасть в какую-то ловушку. Вот смотрите: вы будете его оправдывать, вы будете искать какое-то рациональное зерно там, где он, может быть, ошибается…
Самая лучшая штука — это смена власти. Какой бы ни был замечательный политик, лучшее, что с ним произойдет — это то, что его сменят. Смена власти, распределение власти по разным углам — это то, чего надо добиваться от системы. Не нужно искать какого-то хорошего правителя, чтобы отдать ему власть. Нужно распределять эту власть по разным мешочкам. И, соответственно, это залог того, чтобы дальше все было более-менее хорошо.
Я знаете на что обращу внимание? Вот если вам кажется, что с россиянами с визами поступают неправильно, а с высылкой сирийцев поступают правильно, попробуйте задать себе вопрос: «Почему? Как так получается?». Или, например, вам кажется, что нужны визы для жителей Центральной Азии, а россиянам не нужно усложнять получение виз в Европу. Попробуйте задать себе вопрос «Почему?». Видите ли вы здесь в этом какое-то противоречие? Если у вас это сочетается, как это сочетается? Мне кажется, что вот тут много-много можно что у себя спросить, что самому себе ответить и, может быть, даже о себе понять.
«Не планируете ли вы уделять на «Статусе» время ошибкам, допущенным в предыдущих «Статусах»?». Вы знаете, во-первых, в «Статусе» я все-таки отвечаю немножко за другое, во-вторых, Екатерина Михайлова, мне кажется, всегда какие-то вещи там поясняет, возвращается, если считает нужным.
Итак, у нас с вами закончилось время. Закончилось время, дорогие друзья. Мне уже нужно отправляться на ведение того мероприятия, которое я обещал. Спасибо большое всем, кто писал вопросы. Я думаю, что мы попробуем придумать какую-то такую систему, чтобы вопросы были немножко заранее, для того, чтобы я не тратил время на сбор в прямом эфире и очень оперативно потом добавлял в прямом эфире. Ну и до встречи, до встречи в следующее воскресенье. Поставьте лайк. Всем пока!