Главный редактор «Эха» рассказывает о ключевых материалах и отвечает на вопросы
М. КУРНИКОВ: Здравствуйте! В прямом эфире подкаст «Что мы знаем» на канале «Эхо Подкасты» и в эфире «Эхо», конечно. «Эхо» вещает через сайт, через приложение, через спутниковые каналы вещания, но я вам рекомендую скачать именно приложение. Мне кажется, что скачать его просто. Если вдруг не умеете, как, попросите, чтобы вам подсказали ваши знакомые, которые легко пользуются всей современной техникой. Но тем не менее, мне кажется, скачать его просто, а пользоваться еще проще: там одна кнопка и, соответственно, идет вещание. В общем, отдельно приветствую всех, кто нас слушает в приложении. Вы для нас, конечно, отдельное, особенное место в сердце занимаете.
Я напомню, что этот подкаст начал выходить около месяца назад. Вышло несколько выпусков, и мы в этой программе — мы, потому что по большому счету в кадре я один, но мне, конечно, помогает почти вся редакция, — мы здесь рассказываем о том, что мы нащупали такого интересного, о чем мы написали, о чем не смогли написать по разным причинам. Ну то есть неформат новостей или там, как говорится, в новость не успели написать, а потом было бы глупо дописывать — мы вот такие вещи рассказываем.
Ну и, конечно, я отвечаю на ваши вопросы. Для того, чтобы вы вопросы уже сейчас начали писать — а мне помогут мои коллеги их собирать, и я во второй половине программы буду на них отвечать, — я начну именно с вопроса, тем более, что это очень клеится с тем местом, где я нахожусь. Как вы видите, я нахожусь не в студии ни в какой — я нахожусь в гостиничном номере. Я сейчас в Вильнюсе. Приехал я сюда на форум Юлии Навальной.
Опережая вопросы, скажу, что нет, я не участник форума. Я решил понаблюдать, раз уж пригласили, и я модерировал кое-что — как говорится, без высказывания собственного мнения, просто давал слово. Иногда нужно, чтобы люди, которые даже мыслят в одном направлении, но спорят друг с другом — вот иногда они нуждаются в том, чтобы их модерировали. Вот я это и делал. Я как-то уже рассказывал: всегда принимаю приглашения на любые форумы, мне это интересно, в том числе для того, чтобы отвечать на ваши вопросы о том, как те или иные решения принимаются в той или иной группе российского сопротивления, давайте так это назовем.
Итак, начну я с вопросов, которые вы пишете, для того, чтобы вы были мотивированы задавать еще вопросы. Вопрос был еще в прошлый раз — я его не заметил, а сейчас я его вам как раз и прочитаю. «Максим, что вы думаете об отмене выступления оперного артиста Ильдара Абдразакова в Вероне? Правильный ли фронт работы российских уехавших политиков — бороться с выступлениями пропутинских артистов?».
Смотрите, я, честно говоря, не знаю, правильный или неправильный, а я люблю говорить о том, что я знаю. Я знаю, что этот фронт, в Италии особенно, довольно успешен. Этот фронт в Италии, в общем-то, сначала оседлали как раз не люди из Фонда борьбы с коррупцией, а многие другие. В Италии этот фронт проходит достаточно успешно. Это не первое выступление в Италии, как вы помните, которое было отменено. Могу сказать, что оно касается часто людей, которые вполне себе против, не знаю, войны или вообще стараются быть максимально научными. Я могу сказать, что тоже программу «Статус», например, пытались в Италии таким же образом отменить некоторые особенно активные.
Но на самом деле выясняется, что чаще всего за такими обращениями не стоят прямо массы, а это вот какие-то активисты, которые по какому-то поводу выступают. Иногда их очень слышно, и создается впечатление, что их много. Это не значит, что по Ильдару Абдразакову не было массового какого-то выступления. Я просто этого не знаю. Но вы знаете, что я хочу отметить? Что говорили разные политики в похожих ситуациях и в этой конкретной ситуации.
Я напомню вам, что параллельно в Европе проходили гастроли израильского дирижера, и его выступления тоже пытались отменить. Более того, на выступления приходили люди, зажигали фаеры — ну, можно сказать даже, в общем, пытались сорвать эти концерты. Иногда это даже получалось, иногда не получалось. В некоторых городах концерты отменяли израильского дирижера. И вот смотрите, что по этому поводу, например, говорит филармония Парижа. Филармония Парижа об акции на концерте израильского дирижера говорит: «Руководство филармонии называет произошедшее тяжелым инцидентом и подает заявление в полицию. Мы подчеркиваем, пишут они, что нападения на артистов и попытки политического давления недопустимы в культурных институциях».
Давайте еще раз запомним эту фразу: недопустимы в культурных институциях попытки политического давления. А теперь давайте снова вернемся в Италию и посмотрим, что говорит Пина Пичерно. Это вице-председатель Европейского парламента, которая, тем не менее, итальянка, как вы понимаете. Она выразила мнение (цитата): «Культура не может оставаться вне политического контекста».
Обратите внимание, какие противоречивые заявления: «культура не может оставаться вне политического контекста» и «попытки политического давления недопустимы в культурных институциях». Вот есть две позиции. Подумайте, какая вам ближе, и попробуйте примерить на себя. Если вы поддерживаете отмену Абдразакова, как вы относитесь к отмене израильского дирижера? Или, скажем так, не к отмене, а к тем, кто протестует. И наоборот, если вам не нравится, как протестуют против израильского дирижера, кажется ли вам правильным вот это?
В общем, будут абсолютно правы те, кто скажет: «Ну, извините меня, где Абдразаков, который поддерживает Путина и «Единую Россию», а где Израиль? Ведь Израиль, мы знаем, хороший, замечательный и так далее». Короче говоря, вы знаете, тут вообще-то вопрос скорее не то, хорошо или нехорошо, что отменили, а какая у вас здесь точка зрения; насколько вам представляется правильным или неправильным запрещать какие-то концерты, если вам не нравится то, что говорит, или то, что делает человек.
Если вам кажется, что это правильно и замечательно, поздравляю вас с победой. Действительно показательная вещь, она будет иметь последствия. Она уже имеет последствия, и это победа. Если вам представляется что-то в этом не то — ну, как говорится, давайте смотреть, как с этим быть. Мы видим, что это точно будет ареной политической борьбы. Мы видим, что таких акций будет больше.
Причем больше их может быть в любую сторону. Ровно потому, что я нахожусь в Вильнюсе, я могу сказать про историю с рэпером Моргенштерном, концерт которого в Вильнюсе отменили. Концерт его отменили, несмотря на то, что он несколько раз уже в Вильнюсе бывал. А может быть, как раз не несмотря на то, а потому, что он уже в Вильнюсе бывал, и в прошлые разы выступления Моргенштерна вызвали здесь, насколько я успел здесь узнать, некоторые последствия в виде, скажем так, какого-то гражданского противостояния. Скорее в соцсетях и в жалобах, а не реальных столкновений, но, как мне рассказали здесь на месте, в Вильнюсе, в МИДе, они посовещались, они взвесили все «за» и «против» и решили, что снова переживать такое они не хотят. У них есть какое-то количество претензий, есть какое-то количество неясностей, которые сам Моргенштерн оставляет, не высказываясь по каким-то вопросам, и они, соответственно, так перестраховались.
Довольно, наверное, легко здесь вступить в такую позицию, что, типа, как говорится, может, мы Моргенштерна и не любим, но отменили его концерт, потому что у него паспорт российский, в первую очередь поэтому. В общем, действительно мы понимаем, что с российским паспортом сложнее в Европе, чем с любым другим, но параллельно происходит история в Таллине, который здесь сравнительно недалеко, но, тем не менее, это уже другая страна, Эстония, и в Таллине отменяют концерт Limp Bizkit. Как вы понимаете, у Limp Bizkit не российские паспорта, а при этом причина та же — пророссийские высказывания одного из участников группы. И вот, соответственно, отменяют.
Я, вы знаете, воспользуюсь привилегией не выражать отношение к тому, хорошо отменяют, плохо отменяют. Я стараюсь как бы вам рассказать, а) почему это происходит, б) когда вы видите что-то и у вас внимание привлечено к чему-то, попытаться привлечь внимание к похожим процессам. Вот, в общем, такие процессы происходят не только с россиянами, но, в общем, обратите внимание, по той же теме, что называется, вот здесь, в странах Балтии. В других странах, как, например, во Франции, происходит по другой теме — по теме Палестины, Израиля и так далее. И, в общем, думаю, что будет продолжать происходить и будет даже увеличиваться.
Но если уж мы говорим о каких-то других странах и как там себя чувствуют какие-то люди. Мы с вами об этом не говорили, но действительно испанская газета — и об этом, конечно, «Эхо» писало, да и не только «Эхо», много кто писал, — испанская газета рассказала о том, что Ксения Собчак подает документы на вид на жительство в Испании.
Интересно, что саму Ксению Собчак в Москве спросили на каком-то пресс-подходе — там какое-то было мероприятие, ее начали спрашивать об этом. Она, в общем, в своей манере ответила, что вас обманывают, вас обманули, ничего такого там нет. Ну, она не говорит «Ничего такого там нет», она как-то так аккуратно отвечает. Ну, типа, есть же какие-то, например, неточности в той публикации — она, может быть, на это опирается, говорит «Вас обманули», не отвечая по существу.
Но вы знаете, в этом смысле я бы как раз не сильно внимание уделял тому, что именно говорит Ксения Собчак. Я бы обратил внимание скорее, что ее спрашивают, и, видимо, есть какие-то в России силы, которые хотели бы ее поставить в этой ситуации в неловкое положение. Я только вам напомню, что у Ксении Собчак уже спрашивали по поводу ее израильского гражданства. Она сказала, что его нет, его не существует, это все вранье, нет никакого израильского гражданства. Но когда начались проблемы у ее сотрудников, злые языки говорят, что ей же, в общем, и созданы эти проблемы были, и она отдала в жертву своих сотрудников, а не защитила их. Но это злые языки говорят, мы здесь не будем настаивать на такой позиции. Тем не менее, Ксения Собчак воспользовалась именно израильским паспортом, когда покидала Российскую Федерацию — кстати говоря, кажется, в Литву, если мне не изменяет память.
Что это означает? Это означает, что сейчас Ксения Анатольевна может говорить все, что угодно, в общем, доверять этому не стоит. Однако обратим внимание, и, конечно, очень интересно посмотреть на логику принятия решения: дают ли ей ВНЖ, не дают ли ей ВНЖ; считают ее фигурой, близкой к Владимиру Путину и в некотором смысле ответственной за какую-то политическую ситуацию в России, или нет. Не скажу, что эта оценка имеет какое-то значение большое для Европы, но это показательно, конечно, на фоне той ситуации с визами, которая обсуждается уже 2 недели.
Обратите внимание, кстати, что это обсуждение вокруг виз — оно продолжается, и это обсуждение стало более нейтральным таким. То есть больше появилось точек зрения, говорящих, что как бы вообще-то Европа в своем праве, ничего такого страшного она не делает и так далее, и так далее. Но при этом многие, я видел, мне потом писали: причем здесь тема миграции сирийцев и причем здесь тема миграции или там поездок россиян? Вы знаете, она, в общем, так или иначе сливается, по большому счету, много с чем. Более того, тема миграции — это такая тема, которая вообще проскакивает везде, которая, в общем, может пройти везде, которая так или иначе будет подшиваться везде.
Вот даже, смотрите, тема, например, коррупционного скандала в Украине и той борьбы с коррупцией, которая там разворачивается то ли по воле, то ли не по воле руководства Украины… Ну, в общем, то, чего не знаю, комментировать не буду. Действительно, плохо знаю ситуацию украинскую. Более того, разговаривал, например, с представителями Международного фонда борьбы с коррупцией — они тоже говорят, что это как бы не наш вопрос, мы тут не будем публично ничего комментировать, и я их понимаю. Тем не менее, вижу, что, например, Александр Плющев очень много кого приглашает по этой теме. И тема важная. Более того, когда я разговариваю с людьми из Украины, особенно из тех городов, которые знают задержанных людей еще до того, как они заняли те должности, которые заняли сейчас, понимаешь, насколько это важная тема для Украины, для вообще исхода войны, для Зеленского и так далее.
Так вот, ситуация ведь еще и выглядит так, что американцы, по большому счету, посадили своего человека, который наблюдает за тем, как расходуются деньги, и этот человек там сообщает то, что он сообщает. Американцы таким образом контролируют свои деньги. Более того, они все меньше именно в деньгах тратят на Украину. А вот Германия, например — она тратит больше (чем остальные, по крайней мере). И как бы непонятно, как она свои деньги контролирует или не контролирует. И на фоне этого скандала Мерц звонит Зеленскому — и о чем он в том числе говорит? То есть он говорит с ним о коррупции, но в то же самое время он говорит об украинцах, которым от 18 до 24 лет и которых как бы вот было бы неплохо отправить из Германии в Украину. Если вы думаете, что эта тема приплетается просто потому, что у Мерца на этом пунктик — ну, может быть, и так, но дело, я думаю, не в пунктике, а в процентных пунктах, а именно в рейтингах.
Надо, опять же, представлять, и если вы читаете, например, Алекса Юсупова, то вы видите, что он иногда намекает, а иногда, в общем, впрямую пишет о том, что есть вероятностный сценарий, что выборы не за горами, что выборы будут скоро. Давайте в двух словах я здесь объясню, почему такой сценарий теоретически возможен. Он необязательно реализуется, но почему он теоретически возможен? Мне кажется, что когда мы говорим об этом отношении в том числе к россиянам, которые уезжают в Европу и так далее, вот эту вещь полезно осознавать. Особенно, наверное, ее еще полезно осознавать при том, что часть AfDшников поехала в Россию, как вы знаете.
Дело в том, что в Германии, когда проходили выборы, партия Сары Вагенкнехт набрала, если я правильно помню, 4,97%. То есть ей не хватило совсем немного, буквально нескольких десятков тысяч голосов, по-моему, для того, чтобы пройти в парламент. Что это означает на практике? Если мы с вами посчитаем среднестатистическую погрешность на любых выборах, то выяснится, что эта среднестатистическая погрешность как раз примерно эти самые 0,3%, а иногда даже чуть побольше. И Сара Вагенкнехт подала иск в суд для того, чтобы это было посчитано, пересчитано и так далее. Суд идет небыстро, как и, в общем, часто любые суды, но есть ощущение, что суд действительно так или иначе не то чтобы тянет время, но пользуется возможностью посмотреть на всю эту ситуацию со всех сторон. Более того, суд одной инстанции сказал, что не он должен это рассматривать, перераспределил это в суд другой инстанции…
Но мы на этом не будем останавливаться. Дело в том, что, во-первых, погрешность нам говорит, ну то есть вероятность погрешности нам говорит о том, что если будет пересчет, вероятность того, что этот пересчет будет в пользу Сары Вагенкнехт, довольно велика. Более того, так уж вышло, что по спискам, где там была Сара Вагенкнехт, рядом стояла партия, с которой можно было ее перепутать совершенно случайно. И если несколько сот или тысяч человек перепутали, плюс какая-то часть погрешности, плюс ну мало ли еще какие могли быть ошибки избирательных комиссий, нескольких десятков тысяч голосов будет достаточно, чтобы это дело, значит, пришлось пересчитывать.
К чему это может привести? Это может привести к тому, что Сара Вагенкнехт получает несколько мест в парламенте, и тогда придется пересчитывать все расклады на коалиционное правительство. Если придется пересчитывать расклады на коалиционное правительство, то, соответственно, это правительство может не устоять. Если оно не устоит — правительственный кризис и вероятность новых выборов. При новых выборах рейтинги AfD, еще, например, 2–3 месяца назад были такими, что это была бы очень опасная ситуация для всех, кто боится в том числе, что АfD займет первое место на этих самых выборах.
Короче говоря, нет времени на раскачку, как принято было говорить у некоторых диктаторов. Нужно прямо сейчас показывать электорату, который потенциально можно отбить у AfD, что нынешнее правительство полно решимости, делает все, что делает, ну и так далее, и так далее.
Давайте теперь перейдем к другим темам. Очень хочу успеть вот что сказать. Я попрошу нашего режиссера трансляции Василия показать фотографии, которые мы заготовили. Я их не увижу, к сожалению, потому что я не вижу трансляцию — я надеюсь, что она идет. Так вот, фотографии, которые вы наверняка видели. Я не знаю, обращали ли вы внимание, что происходит на этих фотографиях — точнее, даже не на саму Наоко и не на тех участников группы, которые попадают, а на полицейских. Обратите внимание, как они все закрывают лица. Они все закрывают лица.
Вы знаете, это, мне кажется, очень интересный сигнал о том, что все они понимают. Они прекрасно понимают, какие претензии к ним будут и есть. Они прекрасно понимают, что они делают что-то не очень хорошее. Они прекрасно понимают, что засветиться рядом в таком деле — это плохо. Вот просто плохо. И поэтому они прячут лица.
В отличие от полицейских, судьи прятать лица не могут. Именно поэтому мы каждый раз после таких решений, во-первых, всегда в новости пишем, кто судья, его фамилию и имя. И более того, у нас есть рубрика такая «Портрет дня» в канале «Эхо Новости» и на сайте «Эхо» (подписывайтесь на канал «Эхо Новости» в Telegram). Мы всегда делаем портреты этих судей, рассказываем их биографию: кто они, откуда они. Ну потому что страна должна знать своих героев, так сказать.
Ну и еще о героях страны. У нас на этой неделе вышел материал о бывшем главе Ярославского центра «Э». Этот ярославский эшник был известен тем, что, в общем, довольно активно по разным политическим делам работал — даже ходил устраивался в штаб Навального, в общем, активно вел себя и в социальных сетях. Но, кроме прочего, он известен тем, что, судя по всему, пытал задержанных.
Естественно, решения суда по этой теме нет, но те журналистские материалы, на которые мы опирались, когда писали эту статью, те свидетельства людей, которые в Ярославле жили и занимались либо активистской деятельностью, либо журналистской деятельностью — они, в общем, почти не оставляют сомнений в том, что он, скорее всего, пытал задержанных. Ирония судьбы в том, что теперь задержан он и через адвокатов жалуется, что его избивают, что его пытают.
У меня, признаюсь честно, нет никакого злорадства. Хотя надо сказать, что наш журналист, который писал эту статью, даже пытался взять самоотвод, потому что он говорит: «Ну вот чувствую злорадство. Не хочу писать — конфликт интересов чувствую». Мы, значит, постарались его привести в чувство, и он таки материал этот дописал. Я вам рекомендую это прочитать. Это, в общем, довольно поучительное чтение. И уж тем более рекомендую, конечно, почитать тем, кто сегодня на систему работает. Не застрахован никто.
И об этом как раз, по поводу страховок, еще один наш материал. Дело в том, что мы написали о первом известном нам случае — может быть, такие случаи были раньше, но это первый известный нам случай: сотрудника оборонного завода, который был с бронью, но фишка в том, что когда началась мобилизация, его пытались забрать. Его в тот момент уже записали, грубо говоря, в какую-то часть. Он принес все бумаги, бронь, комиссия решила: да, действительно, бронь. Его отпускают. Но в той части он какое-то время числился. И в итоге руководство этой части решило его все-таки в часть доставить. Его в итоге похитили, отвезли в так называемую Луганскую народную республику и заставляют там служить, несмотря на то, что бронь у него есть.
Мы поговорили с юристами, с Артемом Клыгой в первую очередь, который представляет «Общество сознательных отказчиков», и он говорит, что, во-первых, конечно, если эта практика будет расширяться, то это означает, что бронь так называемая превращается в пшик. Она и так по многим категориям уже довольно условная, но если такая практика будет продолжаться, это, в общем, меняет немножко картину. Наверное, это еще и косвенный сигнал о том, как проходит привлечение, значит, тех, кто будет служить, на фронт, насколько это легко или насколько это сложно. Вот, судя по всему, довольно сложно, раз приходится людей с бронью вот так похищать, отвозить — это ж какие затраты, в конце концов, на это.
Ну и еще один материал — наверное, самый важный материал, который мы писали на этой неделе. Это то, что мы знаем об обращении в военную прокуратуру и в ряд других ведомств целой группы родственников, которые жалуются на то, как обошлись с их детьми, братьями, мужьями. Это военнослужащие из воинской части 36694. Они пожаловались на пытки, на издевательства и на убийство, которое они называют так называемым в том числе «обнулением».
Надо сказать, что вообще термин «обнуление» очень коварный. Вы помните, что первый раз он появился, когда выступала Валентина Терешкова с трибуны Государственной Думы с идеей продлить Владимира Путина, так сказать. А потом обнуление перекочевало в сленг уже военный, и вот так называют такие убийства военнослужащих, которые делаются не собственными руками, а вот таким отправлением на передовую для того, чтобы человек там погиб. И мы в заголовке использовали это слово «обнуление», а потом, в общем, некоторые коллеги справедливо указали на то, что это, в общем, очень неправильный термин. Он убирает суть. Он делает убийство как будто бы не убийством. Таким образом легче как будто бы воспринимаешь то, что произошло, а это неправильно. Мы не должны, наверное, пользоваться такими терминами.
Но, несмотря на эту ошибку, это очень важный материал, это очень важное свидетельство того, что происходит в таких частях. И когда мы видим, что родственники не просто пишут жалобы, а они объединяются, то есть работают какие-то социальные механизмы у них: они как-то умудряются друг друга найти, договориться, написать совместные жалобы, совместные заявления и так далее. И что-то мне подсказывает, что таких обращений будет больше и больше, и мы, конечно же, о них будем вам рассказывать.
Ну что, дорогие друзья, закончилась получасовка, в которой я вам рассказываю. Как всегда, я много чего не успел, но это замечательно, это меня скорее радует, чем нет. Давайте я выключу звук для того, чтобы теперь включить ютюбную трансляцию нашу с вами и буду открывать чат. Не забудьте поставить лайк, дорогие друзья, пока я это все делаю. Не забудьте поставить лайк, потому что чем больше лайков, тем больше людей посмотрит эту трансляцию. И, соответственно, мы с вами должны еще и комментировать, конечно же. Если будет много комментариев, то все пойдет хорошо.
Итак… «Очень хочется узнать твое мнение о трансформации BBC. Почему выбрали именно позицию левых?». Мне трудно сказать, что BBC как-то выбрала позицию левых, вообще какая там трансформация произошла, и они выбрали позицию левых. Они заняли пропалестинскую позицию — это, к сожалению, факт. Ну, в смысле, что мы ожидаем от BBC, ВВС задает такие стандарты, и в том числе стандарты ожиданий, что они не займут ничью позицию, но в итоге показалось, что такая позиция скорее есть. По крайней мере, исследователи, которые занимаются медиа, говорят, что она скорее есть, чем нет.
Я не фанат BBC. Я знаю, что очень многие мои коллеги BBC ценят прямо вот как самое главное медиа вообще на Земле, на которое нужно ориентироваться. Я уважаю BBC, конечно, BBC замечательное, но вы знаете, я вам честно признаюсь: медиа, которые так или иначе существуют за государственный счет, у меня вызывают меньший пиетет. Ну потому что чаще всего так это организовано — а я, в общем, бывал много где и работал в том числе, сотрудничал с разными организациями (не работал в них, но сотрудничал с государственными медиаорганизациями), — они в первую очередь чиновничьи конторы, конечно. Они в первую очередь занимаются тем, как правильно, законно, без проблем с проверками освоить бюджет. Это главная задача, а потом уже все-таки все остальное.
И это правила игры. Это не то, что вот какие они плохие — нет-нет, так со всеми происходит, будь то американские, немецкие или какие-то другие средства массовой информации, которые существуют на деньги налогоплательщиков. На что мне, конечно, скажут: «Ну нет, BBC — это не государственная компания, это общественная компания. Она просто существует на налоги, но она не государственная». Это, в общем, мне представляется, чуть более рафинированная дискуссия, которая здесь не имеет особого такого значения. Но в целом посмотрим. В конце концов, систему характеризует не ошибка, а реакция на ошибку. Видите, там происходят какие-то увольнения, какие-то изменения. Давайте посмотрим, что будет.
Дальше. «Чем отмена Абдразакова поможет на фронте? Вот в чем вопрос: пар, свисток». Вы знаете, это интересный вопрос: чем, в принципе, там отмена виз россиянам поможет на фронте или чего-нибудь? Сами отменяющие визы или выступающие за отмену виз — а я беседую с такими людьми регулярно, — они говорят: «Вы знаете, поможет». Они говорят: «Вот мы ездим в Украину. Мы разговариваем с людьми, которые живут под бомбежками. Мы разговариваем с людьми, кто не может выехать теперь по закону, потому что мобилизация объявлена в Украине. И их страшно демотивирует, им страшно больно, когда они видят, что при этом россияне, в том числе близкие к Путину, ездят в Европу, отдыхают и чувствуют себя прекрасно. Они не чувствуют таким образом, что Европа их союзник. И они просят: покажите, что вы союзники, хотя бы сделайте вот это».
Это вот я цитирую, что они рассказывают. И, соответственно, они говорят: вот мы приезжаем и таким образом лоббируем такие решения, мы показываем. То есть чем поможет на фронте? Ну, может, морально кого-то поддержит. Видимо, такая логика. То есть я не говорю, что это поможет, но вот, видимо, тот, кто принимает — он думает в том числе вот таким образом.
И это очень распространенная точка зрения, поверьте. И вообще в Германии, когда начинают говорить о том, что вот вы таким макаром наказываете россиян, которые ни в чем не виноваты, которые выступают против войны, чьи дети, например, выехали в Европу, потому что они против войны, а вы вот не даете родителям нормально к ним ездить, навещать их, зачем вы это делаете, XXI век на дворе — в Германии это особенно не понимают, потому что они на себя приняли коллективную ответственность за Вторую мировую войну. Они говорят, что нам в голову не приходит даже жаловаться. Нашим бабушкам не приходило в голову жаловаться на это. Мы принимали эту вину. Ну то есть были, наверное, кто-то, но вот так вот, чтобы политики выходили вот так жаловались — типа, нехорошо это.
И вы знаете, действительно, например, есть какие-то исследования уже исторические о том, какие преступления совершали какие-то военнослужащие советской армии там в 1946-1947 году, когда война уже закончилась, а они, соответственно, здесь что-то могли себе иногда позволить: кто-то мародерствовал, кто-то, может быть, кого-то насиловал. Ну, в общем, понятно: это война, которая недавно закончилась, армия — это, в общем, бывает. И поэтому такие кейсы были и в Германии тоже. Исследование на эту тему чтобы выпустить — вы знаете, в Германии это очень тонкий вопрос. Никто не хочет эту тему поднимать, не принято. «Это что получается? Мы жалуемся на то, как мы пострадали от войны, которую мы развязали? Нехорошо». Это говорят многие немцы. Не все, конечно, но многие немцы. Вот такая, в общем, логика. Вы меня спрашиваете про то, как эта логика устроена — я отвечаю.
Дальше, дальше, дальше… «Победа над Моргенштерном вместо сообщения о строительстве заводов по производству дронов — так победим!». Ну, в общем, я уже сказал о логике, тут мне нечего добавить.
Дальше. «Разве отмена не нарушение свободы слова или позиции, если хотите? Есть правильная позиция, если у вас другая, то вы должны быть отменены». Простите, это, видимо, не вопрос, а просто мнение.
«А чем же россияне равнее сирийцев? То есть те хотя бы от войны бегут, а россияне войну ведут и часто европейские ценности не поддерживают, даже живя в Европе, и еще и бомбимых украинцев хейтят». Вы знаете, к сожалению, у меня здесь не видно имен — очень хотелось бы обратиться к вам по имени. Я понимаю вашу боль, но мне кажется, что вы здесь впадаете в этот грех обобщения: у вас все россияне такие, все европейцы такие, все украинцы такие. На самом деле все сложнее. Есть и такие, есть и сякие, есть и вот.
Дальше. «Если бы вы брали интервью у Собчак, какие три вопроса вы бы хотели ей задать?». Почему «если бы» — я брал интервью у Ксении Собчак. Оно закончилось не очень хорошо для нее и угрозами для меня. Давняя история: она, кажется, потеряла довольно большой контракт после этого интервью, а мне обещали прострелить колени. Но, в общем, ничем таким это не закончилось для меня. Колени на месте, хотя и болят, но не простреленные.
Однако, это было интересное интервью. Я тогда только-только начинал работать в московской редакции «Эха Москвы». Конечно, сейчас мне было бы гораздо интереснее задать ей какие-то вопросы, но я думаю, что она… Я помню, даже как-то мы ей что-то предлагали, но нет, она, конечно, отказывается. Если вдруг все-таки будет интервью, если я сейчас скажу… Она же часто бывает в Европе — может быть, испанское ВНЖ получит, в конце концов. Если будет возможность, спрошу.
Но вы знаете, она очень опытная в этом вопросе дама, очень подкованная. Она умеет уходить от вопросов, она умеет это все. Тогда, наверное, это было время, когда только-только закончилась ее президентская избирательная кампания так называемая. Она, я напомню, объединялась с Дмитрием Гудковым для того, чтобы создать какую-то партию, и обещала, что будет заниматься политической деятельностью. И вот о том, какая это политическая деятельность, может быть, мы с ней тогда и говорили. Как вы видите, где Собчак и где политическая деятельность — но, как говорится, а кто в России сейчас ей занимается, тоже большой вопрос.
Поехали дальше. Дальше, дальше, дальше… «Вопрос не на злобу дня. Занимается ли «Эхо» обучением и воспитанием молодых журналистов сейчас, в наше время?». Да, конечно, и не только молодых. Всем надо учиться, немолодым журналистам тоже нужно учиться. Немолодым, может быть, даже учиться приходится чуть больше, потому что приходится осваивать какие-то вещи, которые только-только появляются — и искусственный интеллект, и разные механизмы продвижения в социальных сетях, в Ютубе и прочее. Короче говоря, это больной вопрос, на самом деле, потому что чтобы учиться, нужно еще и время на это выделять, и средства какие-то на это искать, а как вы знаете, нам с этим непросто. Всегда рад, когда к нам приходят какие-то люди молодые на стажировку. Всегда берем. Не можем, правда, эту стажировку оплачивать, но научить чему-то можем, наверное, а если как-то там складывается, то и на работу берем. Ну и, кстати, раз уж мы говорим о деньгах, не забывайте, что у «Эха» «Патреон» есть, можно прийти помогать. Это всегда мы рады.
Дальше. «Вопрос про BBC упускает причины происходящего сейчас. Разве иск Трампа — это не попытка давления на прессу? Похоже на безумные по размерам иски Дерипаски и тому подобного к СМИ». Да, такой аспект, конечно, у истории с BBC есть. Огромные иски компаниям со стороны таких влиятельных фигур, как Трамп — это прием, который мы знаем, прием, который у нас отзывается очень неприятными ассоциациями. Поэтому да, согласен с вами, есть и такой аспект.
Более того, вы знаете, я разговаривал с одним американским журналистом буквально на этой неделе, и мы с ним заговорили о том, дойдет ли в этом сроке Трампа до задержаний журналистов в Соединенных Штатах, будут ли какие-то уголовные дела и задержания. Вот это важная отметка, по которой мы с вами будем сверяться. То есть, опять же, нам нравится BBC — нам не нравится BBC; мы согласны — мы не согласны; нам кажется, что вот они вообще не правы, но вот Трампа мы не любим еще больше, и так далее. Вот давайте мы все это отсечем. Более того, может быть, какой-то журналист действительно будет такой, которого мы не любим. Но это очень интересно, начнутся ли уголовные дела против каких-то журналистов топ-изданий, будут ли какие-то задержания, какие-то обвинения, что-то вот такое, и как американская судебная система, парламентская система, НКО американские на это будут реагировать. Очень интересно, куда это все повернет. Как это: «Очень хорошо, очень хорошо». — «А что, доктор, хорошего?». — «Хорошо, что это не у меня».
Но это, в общем, в том смысле, что мы-то как раз это уже знаем, мы это уже проходили, и вот такую пометочку давайте себе поставим. Знаете, когда трещина идет на здании, специальные такие метки ставят, чтобы понять, эта трещина идет дальше или не идет дальше — вот мы с вами такую метку ставим. Иск, как бы он нам ни казался правильным и справедливым или неправильным и несправедливым — это звоночек. Сам по себе звоночек значит не так много, но если эти звоночки складываются в цепочку, это значит, что идет очень серьезный поворот, по крайней мере, в борьбе со свободой слова со стороны Дональда Трампа и его администрации. Мы не удивлены, это не какой-то… Ну то есть Дональд Трамп, в общем, это и не скрывает. Как, помните, у Пригова в стихотворении про милиционера, которое заканчивается словами: «Оттуда виден милиционер, отсюда виден милиционер, а он и не скрывается». Так же и Дональд Трамп: он не особенно скрывается в этой теме. Ну вот да, мы с вами, в общем, поставили эти маячки — давайте смотреть дальше.
Дальше, дальше, дальше… «То, что Собчак получает другое гражданство — какое вам дело до Ксении Анатольевны?». Видимо, это какая-то часть дискуссии, этот вопрос. Да и, в общем-то, это было бы ее личное дело, если бы она не была публичной фигурой с определенной биографией и в определенном контексте. Желаю Ксении Анатольевне лично всего хорошего, и вообще, как говорится, без всяких, но, конечно, будем следить за тем, как это происходит. Потому что контекст такой, что это знаковое дело. Это знаковая история, знаковая ситуация. Конечно, она для нас интересна.
Дальше. Александр, Берлин: «Максим Владимирович, вы, наверное, слышали, что Варламов ищет корреспондента из Германии для выпусков «ЧП». Мне кажется, вы бы идеально подошли, плюс приятно было бы вас слышать чаще». Александр из Берлина, вы не поверите, но я надеюсь, что это не секрет… Ну черт, я уже, наверное, проболтался. Прости меня, Илья, в общем, если я вдруг рассказываю то, что не должен был, но действительно Илья предлагал мне это делать, но просто никак нет времени совершенно. Вы видите, вот я к вам выхожу сейчас из одного отеля. Я подозреваю, что в следующее воскресенье буду снова к вам выходить из отеля из другого города, а еще в следующее воскресенье буду выходить из отеля еще другого города. При этом, как вы знаете, вот у нас будет в Гамбурге программа «Статус» и так далее.
Поэтому, при всем моем уважении, действительно с Ильей мы общаемся, встречаемся всегда, когда оказываемся в одном городе, будь то Берлин, будь то Амстердам, будь то любой другой. Действительно, мы даже думали о каких-то совместных проектах — посмотрим, мало ли, может быть, еще состоятся. Но вот тут, к сожалению, нет.
Дальше. «Может ли коррупция считаться гуманизмом, если она остановила войну в теории?». Ну нет, конечно. Я думаю, что коррупция вряд ли может считаться гуманизмом, если она остановила войну. Войну останавливает все-таки не коррупция. Коррупция чаще всего, к сожалению, подгоняет войну. Не будем сейчас даже говорить, какая из стран агрессор, защитница — ведь кто-то зарабатывает на том, что продает снаряды, покупает снаряды, закупает снаряды, производит дроны и так далее. И там коррупция страшная с любой стороны. А во многих странах… Я думаю, что и в европейских странах здесь можно что-нибудь выявить — наверное, не в таких объемах, как в России и других постсоветских странах, скажу я аккуратно. Но нет, не думаю.
Коррупция часто не рассматривается как большая проблема в некоторых политологических теориях — когда речь идет об Индии, например, о каких-то еще странах, где считается, что законы написаны так, что они противоречат друг другу, что без коррупции невозможно. И вот она там выполняет какую-то такую смазывающую функцию — и нормально, и жить можно. Но чтобы гуманистическую функцию выполняла коррупция, мне трудно представить.
С другой стороны, есть просто другой аспект у этого — что когда расследования коррупции публикуются во время войны, особенно если это коррупция в оборонном секторе, то часто это считывается какой-то частью аудитории как типа: «А вы бы хотели, чтобы оно лучше работало, что ли? Вы бы хотели, чтобы там не воровали? Вы хотели бы, чтобы это все дошло до фронта, доехало, долетело и убивало мирных жителей?». Конечно, в общем, появляется такой аспект, и я понимаю, откуда ваш вопрос берется. Ну да. Ладно, не будем рассуждать. Давайте говорить лучше о том, что мы знаем.
Дальше. «Если не секрет, по какому принципу вы выбираете книги, которые дарите Екатерине Михайловне в начале «Статуса»?». Я выбираю эти книги по, во-первых, наличию в магазине «Эхо Книги». Как вы понимаете, для нас это важная площадка, потому что аудитория «Статуса» умная, читающая. Надеюсь, у этой программы тоже аудитория читающая, умная и будет заказывать книги в магазине «Эхо Книги». Особенно если вы живете в Европе, доставка вообще молниеносная есть там на некоторые книги и очень дешевая. Если другие книги, то чуть подольше, и, возможно, вам придется там платить небольшую растаможку. Но, тем не менее, знайте, что это действительно хорошие книги, приходят они вовремя, и, более того, вы таким образом поддерживаете независимую прессу.
И, конечно, я стараюсь соотносить, может быть, иногда с темами, я соотношу с тем, что мы уже дарили, ну и, конечно, стараюсь новинки какие-то интересные дарить, потому что я знаю, что Екатерина Михайловна многие из этих книг читает — не все, конечно, но многие из этих книг читает, — и иногда она даже спрашивает: «А вот такая книжка у нас будет?».
Дальше поехали. «Какие информресурсы вы просматриваете ежедневно в первую очередь?». Послушайте, ну, конечно, я просматриваю «Эхо Новости» в первую очередь и даже не лукавлю, потому что мне нужно понимать и представлять, что там сейчас происходит. И действительно, мы стараемся делать такой канал, который отражает палитру дня, который старается следить за своей интонацией, старается максимально убрать эмоции. Мы очень всегда переживаем, когда какое-нибудь лишнее прилагательное, особенно оценивающее прилагательное, просачивается в новости. Мы за это бодаемся. Но, вы знаете, мы пользуемся разными системами, которые для нас агрегируют те новости, которые выходят в разных информагенствах, молниеносно, то есть прямо вот раньше, чем они появились везде. И, конечно, стараемся этим пользоваться для того, чтобы вы получали уже на русском языке перепроверенное, с какими-то, может быть, комментариями, и так далее, и так далее. Ну то есть не совру, если скажу, что «Эхо Новости», конечно, в первую очередь.
Дальше. «Отношение к национальности Чебурашки». Очень хороший вопрос на самом деле. Мне кажется, что это очень показательная история, и как раз показательная история про то, что мы знаем. Кто запустил в этот раз историю про национальность Чебурашки? Напомню, это был депутат Макаров.
Депутат Макаров — председатель бюджетного комитета, мастер пиара. Напомню, он много лет работал (а может быть, до сих пор работает) на телевидении, на Первом канале. У него была своя программа. Он депутат Государственной Думы уже нескольких созывов и несколько созывов возглавляет бюджетный комитет. Он большой мастер пиара. Он ездит на нас на всех. На нас на всех, потому что когда я увидел, что мы опубликовали это, я, признаться, немножко расстроился. Потому что я понимаю, что депутат Макаров для этого это и говорил — для того, чтобы получить бесплатный пиар везде: в пропагандистских медиа, в медиа, которые за рубежом независимо работают — во всех он получил замечательный пиар.
Почему я знаю, что он мастер пиара? Вы знаете, он уникально умеет пользоваться особенностью людей в большинстве своем не помнить, что было какое-то время назад. И каждый год он проделывает примерно один и тот же трюк. Он приезжает на Петербургский экономический форум, он приходит на завтрак, который устраивает Сбер, и говорит речь о том, что «посмотрите, что вы наделали, что мы все наделали! Так дальше жить нельзя! У нас вот это, вот это, вот это… Да как же ж так? Да вы все лицемеры! Срочно ну-ка все соберитесь», и так далее. И все сидят, и потом все обсуждают… И я вижу опять в независимых медиа: «Вот, даже Макаров говорит об этом», и так далее.
Господи, да я еще был на этом Петербургском экономическом форуме году в каком-нибудь 2019-м — он тогда этот трюк уже проделывал. И каждый раз опять: месяц прошел, все забыли, год прошел — он опять это делает, и все опять обсуждают: «Ну, даже Макаров начал говорить…». Уважаемые мною эксперты делают из этого далеко идущие выводы: «Но вы видели, что Макаров сказал — все, значит, системе кранты». И наоборот, какие-то… Ну, короче говоря, история с Чебурашкой — это история пиара Макарова, которым (Чебурашкой) и которым (пиаром) он воспользовался очень умело, легко, а все повелись, и мы в том числе.
Дальше поехали. «Что-нибудь известно о самоокупаемости изданий с частичным платным контентом, таких, как The Economist?». Да, конечно. Мы со многими такими изданиями на связи, узнаем, как они зарабатывают, и мы стараемся зарабатывать тоже, как вы знаете, как раз вот в том числе продаем. Но вы знаете, делать платный контент — для нас это невозможная история. Ну, только платный контент или большая часть платного контента у нас есть на «Патреоне» и на этом YouTube-канале, на котором вы смотрите некоторый платный контент. Кстати говоря, очень рекомендую вам его — одна лекция про смерть Сталина чего стоит. Прямо вообще мы гордимся этой лекцией с Екатериной Михайловной — честно, вот без ложной скромности, что называется.
Но в целом делать paywall на сайте для нас, конечно, не вариант, потому что большая часть нашей аудитории в России, огромная часть нашей аудитории в России. Если говорить по приложению, там 80% аудитория в России — ну там, может, 75-80, но вот порядок такой. И делать какой-то платный контент — это значит отсекать эту аудиторию, потому что у нас нет просто механизмов, как это сделать. Не говоря о том уже, что когда нас обозвали несправедливо нежелательной организацией, мы отрубили вообще все возможности нам донатить из России.
Дальше поехали. «Максим, это могло быть пиар-кампанией для второй части фильма про Чебурашку?». Может быть, кстати говоря, может быть.
Дальше. «Тогда почему вы уделили внимание свадьбе Шамана? Их пиарят непонятно зачем». Вы знаете, да, в некотором смысле вы абсолютно правы. Конечно, свадьба Шамана — это тоже пиар. Но вы знаете, есть ощущение с этой историей, как будто бы пранк вышел из-под контроля. Такое ощущение, что это уже вредит им больше, чем помогает. Но это именно что ощущение. Это не знание, это не какое-то исследование. Но да, вы правы, это тоже часть.
Понимаете, в чем дело? Опять же, это я вам признался, что я поморщился внутри, когда у нас увидел историю про Чебурашку. Но своим коллегам я об этом не сказал. Они должны делать в этом смысле то, что считают нужным. Ну что ж я, буду цензурировать? «Не должно быть у нас ни слова про Чебурашку, бан на Чебурашку». Нет. Но это я с вами делюсь, так сказать, просто знанием о том, кто такой депутат Макаров. Ну если все об этом пишут и к этой теме есть интерес — ну что ж, депутат Макаров выиграл в этом соревновании.
Дальше. «Максим, за чем следите на международной арене? Что важнее сейчас — БВ, Венесуэла или…». Да, ну нет такого, что что-то важнее. Понятно, что все-таки фокус внимания на Россию. Но вы знаете, я для себя поставил такую тему. Я вдруг понял, что мы действительно как-то мало понимаем все эти хитросплетения украинские. Мы так сосредоточились на том, что все-таки украинские проблемы нам освещать неправильно, не стоит, без украинцев это делать сложно. Мы, конечно, взаимодействуем с украинскими журналистами. Но я вдруг понял, что вот эта история какая-то очень важная, судя по всему, и надо за ней следить внимательнее. Ответил на вопрос, надеюсь. Ну и, конечно, с Венесуэлой тоже интересно, чего же тут.
Так… «На ЖГ сегодня была голосовалка, кто для своей страны поступил правильно, Зеленский или Пашинян». Ну, вы знаете, я понимаю, что такое голосование в прямом эфире. Я понимаю, что специально вопрос ставится именно таким образом, чтобы вам было некомфортно выбирать и вы все-таки склонились в какую-то сторону. Но здесь, конечно, вот в той возможности, в которой я сейчас, отвечать развернуто на вопрос, хочется избежать этой ложной дихотомии. Очень не хочется давать вам себя загнать в такую ложную ситуацию. Вы знаете, оба герои, по-моему. Ну, как бы оба поступают, наверное… Оба пытаются слышать народ. Оба пытаются (или пытались) объяснить им непопулярные иногда вещи. Вы знаете, я в прошлый раз сказал и, наверное, тут повторюсь: мне будет ближе тот, который не будет цепляться за власть, а тот, который, когда закончится война в Украине, проведет честные выборы. Вот что для меня критерий, а уж там все остальное, честно говоря, даже вторично. Хотя я понимаю, конечно, тот расклад, который вы делаете.
Дальше поехали. «Максим, а есть знаки того, что за революцией зумеров следят и в России? Боятся ли в Кремле, что толпа молодежи будет кооперироваться в Дискорде и устраивать революцию?». Первое: да, конечно, в Кремле боятся всего. Это мы понимаем. Из тех в том числе методичек и тех презентаций, которые сливаются из Кремля, мы примерно понимаем, чего они боятся. Конечно, они боятся и всегда действуют на опережение. Конечно, для них, по большому счету, то, что происходило в 2011-2012 году, стало очень серьезной травмой, после которой они пересмотрели вообще всю свою подобную работу и поэтому закручивают интернет и так далее. Боятся.
Но я так понимаю, что здесь в вопросе как будто бы зашит еще подвопрос: «А стоит ли им бояться?». А вот этот вопрос уже другой совершенно. И тут давайте просто не забывать, что количество молодых людей в России очень маленькое. Очень трагически выглядит пирамида возрастная российского общества. Она не то чтобы прямо хуже всех в мире — многие страны с такими пирамидами сейчас. Но это, как вы понимаете, имеет значение в том вопросе, который вы задаете.
Итак, друзья, ставим лайк. Давайте я тоже вот вместе с вами вместе — оп, раз, два, три, нажали. Вот, отлично, вместе все нажали на лайк. Может быть, даже и прокомментировали потом после эфира что-нибудь. Спасибо всем. Надеюсь, я ничего не забыл в таких походных условиях. Всем пока!